Авторизация

Забыл пароль регистрация
войти как пользователь

Регистрация на сайте

CAPTCHA
войти как пользователь

Восстановление пароля

войти как пользователь

пожаловаться модератору

CAPTCHA
Поделись НЭПом

СЕРГЕЙ ЕМЕЛЬЯНОВ: «ДЛЯ ИСКУССТВА ПРИВЫЧКА ВЕЩЬ ОПАСНАЯ»

СЕРГЕЙ ЕМЕЛЬЯНОВ: «ДЛЯ ИСКУССТВА ПРИВЫЧКА ВЕЩЬ ОПАСНАЯ»
досье
Сергей Емельянов
Свою работу в должности директора Александринского театра Сергей ЕМЕЛЬЯНОВ начал с того, что «упразднил бюрократию» – постарался избавиться там, где это возможно, от рутинных согласований и облегчить документооборот в театре. Кроме того, он делает ставку на максимальную открытость бренда и утверждает, что в XXI веке ни один прославленный коллектив не сможет существовать на инерции своей легендарной истории: требуется обновление, в том числе и за счет новейших медиатехнологий.

– Сергей Витальевич, давайте начнем интервью с разговора о предстоящем юбилее театра. В будущем году Александринка отметит 190-летие своего исторического здания. Дата вроде бы не круглая, но, насколько я знаю, к этому событию приурочен ряд довольно масштабных мероприятий…
– Да, 190-летие – это, казалось бы, не круглый юбилей; это не 200, не 300 и не 100. Но кто сказал, что культурная память должна оживать лишь на переломе веков? Тем более что последние два года стали довольно тяжелыми для всего театрального сообщества (причем это явно не предел), поэтому очень важно сплотиться вокруг какого-то значимого события…

У театра сейчас много отложенных планов, связанных, прежде всего, с нашими выездами на международные спецпроекты. Например, мы не можем пока приступить к постановке «Евгения Онегина», которую должны были осуществить вместе с Китайской Национальной труппой Пекинской оперы (по замыслу, спектакль надо выпустить в Пекине, затем показать в Шанхае и, наконец, привезти в Россию – в Александринский театр в Петербурге, в Большой театр в Москве).

– Кажется, этим планам уже несколько лет…
– Да, к сожалению, три года, если быть точными. Китай сейчас остается закрытым на ключ государством, поэтому приходится ждать, когда мы сможем, наконец, вернуться к нашим проектам.

И все же, есть то, что мы не откладываем. Это, прежде всего, сразу два значимых для нашего театра юбилея – 265-летие со дня издания указа императрицы Елизаветы Петровны о создании в Санкт-Петербурге русского театра, которое мы отметили 30 августа, и, разумеется, предстоящее 190-летие исторического здания (основные торжества состоятся осенью 2022 года).

Мы, естественно, планируем погрузиться в историю и расширить наш музей, для которого отдается еще один ярус на исторической сцене. Тем самым музей Александринского театра станет крупнейшим музеем в Европе, который работает внутри театра. Задача довольно амбициозная, поскольку делать экспозицию по старинке, наполняя витрины костюмами и реквизитом, сегодня попросту нет никакого смысла: на дворе XXI век, требуется интерактив, медиатехнологии, а на это нужны деньги. Потому что нам предстоит многое обработать, оцифровать, сопроводить сторителлингом и так далее. Но мы довольно уверенно движемся к воплощению этой мечты вплоть до того, что мы начали менять устав.
Помимо театра, у нас теперь в уставе будет еще и музейная деятельность. Мы сможем хранить, заниматься реставрацией, экспонированием, устраивать передвижные выставки – все что угодно.


– И тем самым история национального театра оживает…
– Совершенно верно. Для нас неинтересно, знаете, просто собраться на торжественном вечере и зачитать поздравительные телеграммы: «Друзья, мы собрались по случаю 190-летия юбилея исторического здания». И что? Абсолютно разовое цеховое мероприятие.
Гораздо интереснее, когда важные события выходят за стены самого учреждения. Так, мы готовим к запуску совместно с Правительством Санкт-Петербурга брендированный состав вагонов метро. Прошлое, настоящее и будущее Александринки – так близко к жителям и гостям города. Для Петербурга это в новинку.

Вы приехали из Москвы… В Москве целый ряд федеральных театров использует инструменты брендирования под значимые события: благодаря современным формам общения со зрителем ты можешь узнать, кто в каком году играл, как менялись составы исполнителей и т.д. Теперь и мы (первыми в северной столице) начнем брендировать историю Александринского театра: от истоков до наших дней.
Еще один шаг – это своего рода шоу-программа, которая будет транслироваться на центральном фасаде театра и рассказывать об истории становления Александринки.

– Видео-мэппинг?
– Да. Причем подобные проекции будут у нас и внутри зала исторической сцены – для посетителей музея. Это тоже наше ноу-хау. Если раньше музей можно было посетить по предварительной записи и «31 февраля», то теперь он работает на регулярной основе по понятному расписанию. И без всякой «предварительной записи». Достаточно зайти на сайт, выбрать удобный для тебя слот и приобрести билет. Максимальная доступность…

– И в этом тоже заключается идея национального театра?
– Абсолютно.

– Давайте все же поясним читателям, как вы для себя определяете, чем национальный театр отличается, например, от федерального?
– Вы знаете, это, скорее, такой особый политический статус. У любой уважающей себя страны есть национальный театр – в Великобритании, Франции, Германии и т.д. Подобный национальный статус появился у Александринки не так давно. И это во многом обязывает нас к тому, чтобы творческая деятельность коллектива не замыкалась в пространстве исторического здания и Новой сцены.

Например, сейчас, начиная с 2022 года, мы запускаем в регионах России проект «Национальная театральная школа». Естественно, никто нас не принуждал к такой деятельности, но статус национального театра обязывает Александринку к подобным шагам.

– Правильно ли я понимаю, что Национальная театральная школа направлена на то, чтобы, прежде всего, разрушить центризм? У нас ведь не первое столетие подряд основными центрами актерского образования являются Москва и Санкт-Петербург…
– Есть, конечно, и такая задача, хотя для нас она не главная. Кстати, когда я работал министром культуры, я был, честного вам скажу, противником того, чтобы открывать актерские специальности в региональных вузах, потому что есть состоявшиеся театральные школы со своим колоссальным бэкграундом.

Когда мне на прошлой моей работе коллеги из региональных университетов говорили: «Ну, вы же сами будете заказывать у нас кадры!» – я отвечал: «Да вы хоть десять актерских факультетов откройте, я не стану у вас заказывать кадры. Я буду заказывать кадры у Григория Анатольевича Заславского, у Евгения Владимировича Князева, у Игоря Яковлевича Золотовицкого, у Владимира Сергеевича Малышева – в общем, в тех вузах, которые давно состоялись, как театральные школы.
Во-первых, потому что это – школа, а во-вторых, я прекрасно понимаю, насколько тяжело оснастить кадрами такой вуз в регионе. Поэтому, предваряя ваш вопрос про децентрализацию образовательных процессов, я решил внести такой комментарий: я противник того, чтобы в каждом уголке страны учили узкопрофессиональным специальностям в сфере искусства. Невозможно повсюду учить балерин, невозможно подготовить оперного солиста вдали от ведущих музыкальных театров и т.д.

Поэтому наша задача создать своего рода арт-резиденции, причем в тех регионах, где давным-давно никто не занимался аналитической, методической работой в театральной сфере. Мы часто живем устоявшимися правилами – в отрыве от живого течения жизни, забываем, что всё меняется слишком стремительно (в особенности на фоне глобализации и медиатехнологий), погружаемся в некую зону комфорта и живем привычным. А для искусства привычка вещь опасная, ибо на ее основе возникают клише.

Многие живут местными радостями, поскольку давно не выезжали за пределы своего региона. И дай Бог, чтобы только региона. Бывает, что и в соседние театры не ходят.

Поэтому очень важно взбодрить этот процесс, разобраться по-доброму в природе его побед и поражений. В результате мы положим на стол самому театру аналитический доклад: мол, посмотрите, в чем у вас есть ощутимые заслуги, а где вам еще расти и воспримите это как должное. Это первое. Это та аналитическая работа, которую мы будем проводить с одной из научных школ страны. Возможно, с Высшей школой экономики, с которой сейчас стартуем переговоры.

Вторая неотъемлемая часть нашей инициативы – это ответить на вопрос, который доносится из многих регионов: «Почему нет молодежи? Почему все уезжают в Москву и Санкт-Петербург? Как нам выстраивать нашу программу?»

Вопрос закономерный, но, в свою очередь, хочется спросить: а вы анализировали свое пространство на предмет возможности работы у вас? Почему молодежь не задерживается? Почему спектакли не собирают полных залов? Какие механизмы используете для того, чтобы в театр пришла новая публика?
Многие киснут в собственном соку и зачастую не имеют должного развития, которого хочется.

То есть вы предлагаете своего рода консалтинг на творческой платформе?
– Мы говорим о том, что это творческая резиденция, которая включает в себя как образовательный лекторий для молодых театральных деятелей, которых мы отберем в каждом из регионов-участников проекта, так и практические занятия здесь, в Санкт-Петербурге. То есть мы предполагаем, что театральная школа поможет сформировать, укрепить творческие кадры, поскольку кадровый голод сегодня это основная проблема российского театра, причем не только в регионах, но и в столицах. Возможности Александринки позволяют не только проводить мастер-классы и лекции на местах, организовать арт-резиденции, но и закольцевать этот процесс – с тем, чтобы театральные деятели прошли практику в главном драматическом театре страны.

– Тем самым вы попытаетесь решить одну из самых заскорузлых проблем современного российского театра – отсутствие скамейки запасных. Особенно остро, как мы знаем, это проявляется в отношении худруков и директоров.
– Скамейки нет, это правда. И не только в директорах и худруках дело. Директор и худрук – товар единичный, а мы зачастую имеем дело с тем, что театр остро нуждается в специалистах, которые чутко относились бы к переменам времени (в каком-то смысле надо бежать впереди паровоза – не позволять оставаться на старых заезженных рельсах). И, прежде всего, надо менять подходы к пиару, к менеджменту, активнее внедрять медиатизацию многочисленных сопутствующих процессов.
Сегодня, например, мы абсолютно точно понимаем, что не можем по-советски подходить к гастролям. Взять и просто составить гастрольный план, посмотреть на то, что встанет на ту или иную сцену и ехать в регионы. Нет, так не годится. Гастрольная политика превращается в реальную культурную политику, потому что у каждого города – свой зритель, своя традиция и абсолютно разные запросы…

– Советский подход осложнялся во многом идеологической задачей, когда составлялась некая «образцовая афиша» и коллектив ехал в тот или иной регион со своего рода «творческим отчетом». Но сегодня есть другой нюанс, о котором часто говорят ваши коллеги: публику стало сложнее завлечь в театр просто потому, что развиваются медиатехнологии и конкуренции с тем же гаджетом не избежать.
– Да, и эту проблему надо решать каждый день, искать точки пересечения, выявлять потенциал. Он есть. Просто надо переменить оптику, исправить фокус.

Например, знаете ли вы, что большинство российских театров основную пиаровскую функцию до сих пор выполняют через бумажные носители?

– Простите, я вас перебью: мы, в «Театрале», как раз отлично об этом знаем, поскольку театры размещают у нас свои репертуары. Мы не раз проводили анализ вплоть до того, что ставили вопрос, не выгоднее ли будет основную деятельность перенести на сайт и соцсети, а о бумажном издании забыть, как о вчерашнем дне. Но оказалось, что сами директора и пиарщики к такой инициативе отнеслись без восторга. Нам говорили: «Вы знаете, мы привыкли к бумаге. Журнал можно подержать в руках, подарить кому-то. В конце концов опубликованные в нем материалы мы можем использовать в отчетах о нашей деятельности»…
– Конечно, но меняется время и даже в чиновничьей среде, для которой, действительно, большое значение имеет отчетность, наметился переход к так называемому «безбумажному производству». Это вопрос самого ближайшего будущего, поэтому держаться за старые носители тенденция, на мой взгляд, довольно бесперспективная.

Технологии меняются стремительно. Еще несколько лет назад Александринский театр порядка половины билетов продавал через кассу (то есть на бумажных «носителях»), а половину – через интернет. Сегодня мы подходим к цифре 70% – интернет. И, разумеется, это не предел. Плюс медиатехнологии позволяют нам тоньше проводить PR кампанию – задействовать таргет, позиционировать спектакли среди той аудитории, которая никогда не узнала бы о них, если бы театр действовал старыми методами.

Это лишь один пример. Подходы меняются. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, в чем заключается национальное достояние Александринского театра, – я скажу коротко: в расширении спектра его задач. Теперь мы ответственны не только за то, что происходит на сцене самой Александринки, но и несем глобальную культурную миссию.

– На этом фоне важно, наверное, не раствориться в общей театральной каше. Скоро Александринский театр откроет в Москве на Коломенской свою третью сцену. У вас уже сложилась для нее внятная концепция?
– Конечно. Там не будет репертуарных спектаклей. Мы строим ее как Национальный театральный центр…

– То есть как своего рода прокатная площадка?
– Вы же слышали про Ассоциацию национальных театров России, которую мы сейчас создаем? В нее войдет почти пять десятков театров из разных уголков страны, которые работают на своем родном языке. И Национальный театральный центр предназначается как раз для них. В одном только Дагестане семь государственных театров, которые работают на языках кавказских народов. Удивительно просто: русский театр, дагестанский театр, азербайджанский театр... Мы ведь прекрасно понимаем, что приехать в Москву арендовать хорошую сцену для них совсем непросто. А тут появляется как раз специальная площадка, где тебе говорят: пожалуйста, приезжай – показывай свои спектакли, зарабатывай деньги. И тем самым национальный центр будет работать на интересы России.

– Сроки уже можно озвучить?
– 2024 год.

– Вне зависимости от карантинов?
– Строят же вне зависимости ни от чего. Дай Бог.

 – Как вы понимаете, никуда нам не уйти от вопроса о вашем молодом возрасте. В 27 лет возглавить национальный театр, а до этого несколько лет быть крупным чиновником, это, конечно, испытание очень ответственное. И дело не столько в опыте, сколько элементарно – во времени, которое требуется на то, чтобы освоить механизм театра. Тем более что в каждом коллективе он разный…
– Конечно, сто процентов. Быть министром культуры и стать директором конкретно взятого крупнейшего театра – это хотя и единая сфера, но все же задачи слишком разные. Здесь ты одновременно и стратег, и генератор идей и планов, и исполнитель.

И, разумеется, первый месяц ушел у меня на то, чтобы ознакомиться с работой всех подразделений, настроить штатное расписание, разобраться в многочисленных повседневных вопросах. В итоге, очень многое поменялось в распорядке и организационной жизни театра.

– Вы имеете в виду организацию рабочего времени?
– Внутреннюю организацию, конечно, иерархию, структуру...

– То есть встряхнуть устоявшийся быт вам все же хотелось?
– Аккуратно, да. Но я не ставил перед собой задачи устраивать марши и проводить парады. Я хотел лишь избавиться от рутинных процессов, оптимизировать работу, убрать заскорузлую бумажную волокиту, чтобы сотрудники наших технических, финансовых, хозяйственных подразделений приходили на работу не ради вялотекущего процесса, а чтобы их трудозатраты приносили результат без долгих ожиданий.

– Это возможно сделать в столь короткий срок?
– Главное все делать спокойно и без революций. То есть не надо устраивать никаких пожаров и осуждений прошлого: так не получится. Особенно в культуре. Это не механический завод, где сказали, что гайки сегодня влево крутим – будем влево крутить; сказали завтра, что вправо, значит вправо будем крутить. Нет, здесь совершенно иной мир. Мы же знаем с вами фамилии тех людей, которые приходили в тот или иной коллектив, начинали размахивать руками, топать ногами, стучать кулаками… Ну, и что? К чему хорошему это привело? Забыли уже и эти фамилии.

Поэтому, если ты хочешь, чтобы всё было по-твоему, нужно привнести свою мысль, обозначить перспективу. Соответственно, нужно заразить окружающих этой мыслью. Только так.

– Звучит, конечно, убедительно, но как представишь, что вам приходится дело иметь не только с хозяйственными службами, но и с небожителями, то возникает сомнение: а возможно ли всем договориться и работать в идиллии? Наверное, так не бывает…
– Вы знаете, я сторонник все-таки того, что – да! – мы имеем абсолютно точное взаимоуважение внутри коллектива, но иерархия должна соблюдаться, иначе не будет порядка. Далее уже вопрос баланса. Разумеется, я понимаю, что за один день многих вещей осуществить невозможно (требуется терпение, работа на перспективу и прочее), но занимаюсь и долгосрочным планированием.

– С кем-то советовались, когда Валерий Фокин предложил вам стать директором?
– Среди руководителей – нет, не советовался. А в своем кругу – конечно, поговорил с теми людьми, чье мнение для меня авторитетно.

– А в плане управления театром обращались к кому-либо из цехового сообщества?
– Вы знаете, у нас у всех (даже на уровне федеральных театров) слишком разная ситуация. И, несмотря на единство законов, нет унификации: принципы работы в каждом коллективе свои.

– То есть на новом месте вам скорее пригодился министерский опыт, нежели советы коллег?
– Сто процентов. Все-таки опыт министерства – это опыт работы в чиновничьем коллективе. Конечно, он дисциплинирует.

– Насколько я понял, ваше кредо заключается в том, чтобы дела осуществлялись быстро…
– Половину бюрократии в театре мы отменили в первый же месяц работы.

– В таком случае любой ваш коллега захочет узнать, как победить бюрократию в театре. Есть секрет?
– Вы знаете, Александринский театр это настолько огромная структура и обширная иерархия, что здесь, наверное, не может быть двух одинаковых примеров. Но все же я начал с простых вещей и просто посмотрел, что можно упростить, дабы тот или иной процесс занимал меньше времени, а результат сопровождался наименьшим сопротивлением. Вот и всё. А для этого надо просто свежим взглядом посмотреть на вещи, потому что бюрократия настолько глубоко вклинилась в нашу жизнь, что мы ее попросту не замечаем.

Ну, вот, например, недавно я был в Выборге, где открыли потрясающую красивейшую библиотеку. Я не мог пройти мимо и зашел. Но не успел переступить порог, как на меня стали спрашивать: «А вы куда?» – «В библиотеку».

В самом деле, странный вопрос. Раз я сюда пришел, то, наверное, я в библиотеку. Здесь ничего другого нет. «А что вы хотите?» Если я пришел в библиотеку, что я могу хотеть? Ну, что за вопрос, зачем мне его задают! «Я пришел, чтобы взять книгу». – «А у Вас есть читательский билет?»
И тут я не сдержался. Слушайте, вы опережаете события. Если возникнет вопрос, как ознакомиться с книгой, то я непременно к вам подойду и сам поинтересуюсь. И вот только на этом этапе и есть смысл спрашивать, записан ли я в библиотеку или еще нет. Зачем же о наличии читательского билета спрашивать у меня на вахте? Что за вездесущий синдром вахтера у нас? Человек же выйдет и скажет: мол, я лучше закажу книгу на «Озоне», чем буду выслушивать это бесконечное: «А вы куда?», «А зачем?», «А что вы хотели?» Плюс бесконечные препоны: «Не топчите, не ходите, не разговаривайте» и так далее. Слушайте, вы зачем здесь существуете? Для человека или наоборот?
Всё строится на мелочах, а впоследствии выливается в масштабный процесс. Вот за этим и надо следить.

– Кстати, о мелочах. Сейчас многие ведущие театры в позиционировании спектаклей делают ставку на всевозможную сопутствующую информацию: снимают бэкстейджи, проводят экскурсии по закулисью, внедряют всевозможные медиарасширения…
– Мы все приходим к одному: в наш век нужно быть максимально открытыми. «Закрытый бренд» не работает.

– Под «закрытым брендом» что имеется в виду?
– Любой знаменитый театр, который говорит: наше имя – бренд, наша история легендарная, приходите к нам и убедитесь в этом. В свое время такой подход производил, конечно, магическое впечатление на зрителя, но теперь ситуация изменилась и легендарной истории, увы, недостаточно для того, чтобы привлечь нового зрителя.

Вы знаете, на своей предыдущей работе я проводил такой эксперимент: многократно интересовался у коллег-директоров: «Кто является вашим главным конкурентом?» И директор театра называл, как правило, более крупный театр. Директор музея видел конкурента в более крупном музее и так далее. И в привлечении публики действовали, понятно, с оглядкой на своих более успешных коллег: проводили акции, снижали цены, демпинговали и прочее. Но здесь как раз и скрывается одна из главных ошибок менеджмента, поскольку главным конкурентом может являться вовсе не тот, кто работает в том же сегменте. Надо понять, что в наш век главная конкуренция исходит из той среды, которой можно посвятить досуг, свое личное время. А это не только музеи. Это и торговые центры, и фитнес-клубы, и боулинг, и рестораны, и кино, и SPA – все что угодно. Человек ведь решает в целом, где ему «провести свободное время», а вовсе не «в каком именно театре провести вечер».

Сегодня ровно 50% зрителей Александринского театра – это наши постоянные зрители, та самая театральная публика, которую мы очень ценим. Если говорить на языке современности – это наше комьюнити. Вторые 50% – это зрители, которые впервые пришли в наш театр, не исключено, что в принципе в театр. И наша задача – создать для нового посетителя такой зрительский опыт, прожив который, он сделает и в будущем выбор в пользу культурного досуга, выберет между более доступным развлечением и интеллектуальным времяпрепровождением – как раз последнее. Сопоставлять бренды давно недостаточно. Надо глобально сопоставлять интересы людей к тому или иному событию.

Справка:

Сергей Емельянов
Родился в 1993 году в Ухте, Республика Коми.
Образование: в 2015 году окончил Ухтинский государственный технический университет (специальность «Менеджмент»). В 2017 году прошел повышение квалификации в РАНХиГС по программе «Управление в сфере культуры». В 2019 году окончил Сыктывкарский государственный университет им. Питирима Сорокина (специальность — «Культурология»).
Карьера: с 2015 года — директор Дворца культуры в Ухте. С октября 2016 года по апрель 2021 — министр культуры, туризма и архивного дела Республики Коми. С апреля 2021— директор Александринского театра.
С 2018 года является председателем Координационного совета по культуре Северо-Запада России.
Источник: teatral-online.ru

Комментарии (0)

ava01
жирный курсив подчеркнутый зачеркнутый цитата код ссылка картинка
Проверочный код
Публикуя комментарий, вы соглашаетесь с правилами